Выставка «Фрэнсис Бэкон, Люсьен Фрейд и Лондонская школа»

Даже общепризнанные шедевры могут нравиться, а могут – нет. Кто-то вообще не считает некоторые признанные работы искусством.

Но отслеживать тенденции по таким работам могут все, кого интересуют не пустые споры, а понимание того, «как мы дошли до жизни такой» – и куда движемся дальше. Если я знаю, чтó оказывает воздействие на формирование среды, то получаю пусть и мизерный, но шанс отследить влияние среды на себя и, возможно (о, самомнение!), от этого влияния освободиться.

С момента, когда у первого человека возник импульс (который собственно и сделал его человеком), поднять валяющийся камень и выдолбить изображение на скале – по всей земле мы начали оставлять свои следы.

Человека тянет оставить своё изображение, как бы перенести себя вовне, посмотреть со стороны, освободиться от внутреннего давления. Поэтому по всему миру, от пещер до картинных галерей, мы видим изображения человеческих тел. Иногда в своём антропоморфном виде, а иногда акцент смещен на конкретную часть тела, значимую для автора или культуры.

Прослеживая историю изображения человеком своего тела, обнаженного и укутанного, гармоничного и подчёркнуто физиологичного, – можно проследить тенденции принятия себя. Пусть и не на индивидуальном уровне, а на уровне среды. Но сколькие из нас полностью свободны от её влияния?

Увидеть, как складывались отношения с телом в западном мире во второй половине XX века можно до 19 мая в ГМИИ им. А.С. Пушкина на выставке «Фрэнсис Бэкон, Люсьен Фрейд и Лондонская школа».

Тело человека, пережившего две мировые войны, рождение идеи концентрационных лагерей, полетевшего в космос, придумавшего электричество и мгновенную передачу информации, увидевшего микро- и макромиры, перелицевавшего идею Эдипа выглядит так.

Знакомая фамилия у автора? Внук.

А так видит тело грек.

Так – римлянин несколькими столетиями позже. Здесь индивидуальные черты уже важнее гармоничного образца. Гармоничным же становится то, что подчеркивает личность.

Так выглядят тела в средневековье. Закрытые и вытянутые вверх, как готические соборы. Женщина с ребёнком или беременная. Мужчина молится или занят делом. Словом, каждый на своём месте. Каждому есть место.

Эпоха Возрождения. Возрождение, собственно, античных традиций и античного взгляда на тело в том числе.

Понятно, что это очень схематично и бегло. Но общее направление увидеть можно.

Технический прогресс XIX – первой половины XX веков наполнил наш мир машинами. Практически сразу люди начали сравнивать себя с ними. Разумеется, мы проиграли – для того и начинали играть в сравнение. Машины быстрее перемещались, быстрее считали, их сложнее было сломать.

Неудивительно, что уже который месяц, даже на уровне истеблишмента нашей не самой роботизированной страны, звучат успокоительные мантры о необходимости переквалификации. Ведь уже в ближайшие пару лет многие позиции займут роботы, а люди будут вынуждены искать себе новое применение.

Это было понятно и беспокоило людей ещё в XIX веке. Кто же виноват, что мы продолжали учиться на менеджеров в и XXI веке, а теперь проиграли машинам?

Тела, такие слабые, рыхлые, больные, стали для нас точкой, где сосредоточились все наши проблемы. Кто-то побежал (куда!?), кто-то наоборот лёг на диван, заказав полный набор жиров, упакованный в пиццу или суши. Йога, голодание, ультрамарафоны, пластика – попытки договориться с телом по-хорошему или усмирить его кнутом. Заставить тело соответствовать веку машин (привет, Тони Старк!) – или совсем отказаться от его услуг.

Неудивительно, что в таком теле не хочется жить. Хочется туда, на свободу, в аватар. Туда, где и возможности, и вечная молодость, и, может быть, даже любовь и принятие себя.

Но с любовью всё до скуки банально: она строится, а не приходит вместе с аватаром.

И прав Маклюэн: люди самоампутируют любовь к себе, не понимая, что автомобиль или туфли от Jimmy Choo – только вынесенные вовне «расширения» ног. Любовью к ним любовь к себе не заменишь. И радовать они могут недолго: месяц, год. А если принять себя, то там радость навсегда. Просыпаешься утром и ты у себя есть. Хорошо.